БРИТАНСКОЙ МУЗЫ НЕБЫЛИЦЫ
1
"Британской музы небылицы"
поведал друг мне - Миша Бриф.
Притален, в блузе, неболицый -
глаза святого - был он brief:
"Ты, Этельзон, займись-ка тем же
не на Гудзоне, а на Темзе.
Благославляю твой поход
в страну туманных непогод,
где собирает на турнире
и рад приветствовать коллег –
поэтов – вещий Б.Олег:
призы даёт, в натуре, Лире,
и отвечает за базар
среди нашествия хазар."
2
"Скучая, может быть, над Тем-
зою скупой" в июне - летом,
ты думал: сколько разных тем,
но "Музу" выбрали на этом.
И вот: под стрелками Биг-Бена -
на стрелке Ваня, Гоги, Беня,
"тунгус, и друг степей калмык",
и даже мой степенный лик.
"Что нужно Лондону, то ра-
но для Москвы", Нью-Йорка, Бонна..
И прикатили мастера
на Пиккадилли за короной,
везя стихов своих лиризм
"и безнадежный эгоизм".
3
И я, тщеславием гонимый,
писал онегинской строкой,
дабы возвыситься над ними
и Темзою - скупой рекой.
"Но, боже мой, какая скука",
когда и муза тоже сука,
и где-то шляется с другим,
а ты без рифм сидишь - нагим.
И лишь под утро, пьяной шлюхой,
она является к тебе
а ты уже ни мэ, ни бэ:
слуга без зрения и слуха.
Иным везёт: ни жён, ни мужа,
но день и ночь в постели - Муза.
4
"Друзья мои, что ж толку в этом?"
Таких, как я, здесь пруд пруди:
и на подмостках, и в кюветах,
и позади, и впереди.
И все несут свои куплеты
(куплеты есть, а купли - нету),
всем десять выстрелов в мишень;
и я стреляю - ваш Мишель,
и девять в яблочко влетают,
десятый - этот - наугад
содрал у Пушкина я, гад!
Кому Корона золотая?
Так думал средних лет повеса
повыше среднего по весу.
5
Я вам читал, чего же боле?
Не боле трёх могу прочесть.
А я бы мог - о женском поле,
о Русском поле, и про Честь.
В турнирах самых честных правил
жюри похоже на пираний:
стихами сыты под конец,
внесут корону и... венец!
И, нам зализывая раны,
на сцену чинно восходя,
назначит цену сам Судья.
И разнести мы весть по странам
приданным устным не боимся:
"Британской музы небылицы".
***
СЛИШКОМ БЕЛЫЕ, СЛИШКОМ ВОРОНЫ...
Что же Вы сникли, что же Вы?
Хмуритесь, настороженны?
Словом каким иль фразою
Я напугал Вас сразу же?
В каждом немного мании,
В каждом немного личности...
В нашем непонимании
Многое от столичности.
Вам ли, вороне белой, мне
Черным писать по белому?
Смотрите молча в сторону,
Не доверяя ворону,
А петухи с кукушками
Слушают - так послушны Вам...
Слово мне важно вовремя,
Слово мне важно смелое:
Я буду белым вороном -
Вам быть вороной белою.
Вместо высокопарного
Вместе парить бы – парою...
Как бы там дальше ни было,
Всё, что нам рядом выпало,
Не перепишем набело -
Белым стихом - и надо ли?
Только... Вы насторожены,
Только... Вы перепуганы,
Будто совсем не пожили
Средь воронья и ругани.
Стихли и крылья сложены...
Что же Вы сникли, что же Вы?
Поздно... и не допели мы,
Поздно... и всё оборвано,
Вороны - слишком белые,
Белые - слишком вороны...
***
ЗЕБРЫ
Мне нравятся зебры - обычные зебры,
они полосаты и этим - волшебны.
Они не расисты, скорее, - нацмены,
но каждой полоской - тигрины, надменны.
Они чёрно-белы, они пограничны,
как первые фильмы, - они лаконичны.
Как фильмы, - наивны, немы и невинны,
они фортепьянны, они пианинны.
Природа играет на клавишах зебры,
а зебры зевают и кушают стебли.
Не чёрны, не белы... и странно-мулатны:
полоски..., полоски..., а смотрятся ладно.
А люди... и белы, и чёрны, и жёлты,
а им полосатый, уверен, пошёл бы!
И даже пятнистый, поверьте, - не страшно:
вполне леопардно, и очень жирафно.
Полоски на теле, на личиках пятна -
и формой и цветом
природно, приятно..
***
ПРОСТО РОВЕСНИК
...номер гостиницы,.. заперта дверь...
письма разосланы - близким о главном...
две упаковки таблеток под лампой -
не помогали - помогут теперь.
...знал ли? да нет... пару раз за столом.
вроде, как все - не казался угрюмым,
несколько фраз, анекдотов и рюмок -
словом, никак,.. никуда,..
ни о чём...
...номер гостиницы,.. там и нашли...
письма - дошли, но остались вопросы...
кроме вопросов - жена и подростки,
новенький домик и пара машин...
...знал ли? да нет... и, наверно, пройдёт...
снова, но мёртвым, уйдёт в неизвестность...
просто... жил рядом,
просто... ровесник:
в сорок последний -
критический год.
***
ОСЕННИЕ ЗВУКИ
"где сосны - мачты будущего флота"
И.Северянин
Приходит осень, осень, осень!
И осеняет мачты сосен,
и осиняет неба зонт.
А ветер птиц уже уносит,
и косяками стаи косит
за горизонт, за горизонт...
...он парусинит пару сосен,
а первый иней, словно проседь,
синявит просеки пробор.
И облака на лес просели,
и обволакивают ели,
туманя еле сонный бор.
Опали розы - словно пьяны,
в опале чёрной, фортепьянной
печальны летние цветы.
Но распускаются под ливнем
среди газонов улиц длинных
цветы осенние - зонты!
Играя Баха или Листа,
летают листья - лисьи листья -
по сентябрю, по сентябрю.
И в ожидании осина -
под небом сонным, небом синим -
дрожит осенне на ветру.
Бросает осень листья оземь!
И светофорит: озимь! озимь!
Спасает листья до весны.
А листья землю засыпают,
и под ногами з-а-с-ы-п-а-ю-т,
и чуть храпят, и видят сны...
Ах, осень! - сыграна соната,
лишь сосны - мачтами фрегата -
плывут по лесу средь осин.
И я сегодня Северянин! -
и Сентябрянин, Сентябрянин! -
сентиментален утром ранним
и по осеннему раним.
***
МОЛЛЮСК
Не причитаю, не молюсь я,
почти раздавленным моллюском,
за плоской раковиной - мускул -
таюсь и таю, пью настой.
Моим друзьям и домочадцам
не докричать, не достучаться -
не понимают и дичатся,
ещё пуская на постой.
Они меня не запирали -
по лабиринту, по спирали
я сам укрылся от пираний
за створки губ - за их броню.
Я обрастаю, словно остров,
слоями рифов и коростой
и мысль - песчинку или россыпь -
в себе лелею и храню.
Меня течение сносило
и затеряло в слое ила;
я собираю соль и силы
из перламутровой росы.
Среди потоков лжи и желчи
мне чистый голос сверху шепчет...
Я жду, когда созреет жемчуг,
ещё нечитанной красы.
***
ТЫ УЕДЕШЬ ДОМОЙ – В РОССИЮ
В. Карбаинову
Ты уедешь в свою Россию,
что когда-то была моей.
Плёнки в камере, море снимков...
Покажи их жене и сыну:
небоскрёбную, магазинную -
Вавилонию наших дней.
Что ты понял в пятнадцать суток,
если я за пятнадцать лет,
не уверен, что понял сути:
двух веков, миллионов судеб,
осуждённых её и судей,
ставших прахом, идущих вслед.
Ellis Island... Ты был задумчив...
Это странники разных стран -
кто от Гитлера, кто от Дуче -
веря в Бога, свободу, случай,
веря, - Там будет детям лучше,
уплывали за океан.
Ты подавлен Нью-Йорка высью...
Это беженцы всей земли -
от погромов, печей и виселиц -
через голод и годы выжили,
и построили здесь немыслимое -
до небес себя возвели.
Позабыты у вас материи:
материк, эмигрантский хлеб...
А Россия была Америкой:
неуверенной и затерянной,
необузданной и немереной -
Эмигранией прошлых лет.
Ты поведай о старом друге:
политехник, мол, - полиглот...;
и напой под гитары звуки
про студенчества смех и ругань, -
жизнь припевом пойдёт по кругу -
сын услышит и подпоёт.
Ты приедешь к ним ошарашен,
прочитаешь о нас стишок,
и про дочек моих расскажешь:
настоящих америкашек,
не умеющих "read in Russian" -
не читающих этих строк.
***
МНЕ СНИТСЯ ГОРОД
Мне снова снится чёрно-белый город,
где дождь и ветер днём и ночью спорят,
и тучные под тучами соборы
бросают в небо взгляд и якоря.
Над городом казанские погоны,
под городом казанская подкова,
и нет ему ни счастья, ни покоя,
не светит солнце, звёзды не горят.
Там здания поют, как менестрели -
в России дети Росси и Растрелли,
осколками и временем расстреляны,
как кони рвутся в небо триста лет.
Они глядят на улицы и скверы,
каналы, магазины и таверны,
пустые окна, запертые двери,
ещё не веря - нас там просто нет.
Там площади доходят до каленья,
и речка омывает им колени,
смывая кровь, века и поколения,
бледнея вместе с небом по ночам.
Мосты разводят медленно руками -
они в недоумении веками,
как нами полированные камни,
о многом вспоминают и молчат.
Заливом город горло заливает,
ползёт на насыпь, валится на сваи,
моллюском наплывает, уплывая
от нами переполненных могил.
Себя, как алкоголик, город губит,
Невы-ные к заливу тянет губы,
и пьёт, и тонет в нём бетонной губкой,
сигналя в трубы дымом: "Помоги!"
Мы городу ночами тоже снимся,
стоящие на старых фотоснимках,
застывшие, похожие на сфинксов,
следы и слепки, тени на стене.
Гулявшие от Всадника до Сада -
от Летнего до Зимнего фасада,
и городу и горько и досадно,
что он уплыл и нас на месте нет.
Там шпили и соборы в небо тычут,
прокалывая, будто шею бычью,
стреляя в тучи, словно в стаи дичи, -
и тучи с неба падают дождём.
Мы были в этом городе моложе,
хотели бы вернуться, но не можем,
и город не вернётся в город тоже -
его никто из нас... уже не ждёт...
***
А ЧУДА НЕ БУДЕТ...
А Чуда не будет - закончилось Чудо...
Последний волшебник лежит на снегу;
оставил записку: "я больше не буду,
простите, но больше... чудить не могу".
И лопалось небо на белые хлопья,
и Чёрная речка чернее текла;
над ним хлопотали попы и холопы:
над телом поэта - холопов тела.
На белом... от боли... на поле... от пули...
чернеет волшебник - его силуэт:
закрыли поэта - в шинель завернули,
как ночью тетрадь закрывает поэт.
А после веками различные "маги",
которым писал он "уже не могу",
"магистры морали" - марали бумаги,
но Чудо уже не рождало строку.
А Чуда не будет, не надо - не ждите,
последний волшебник чудесно забыт,
а "маги", как моль, доедают пожитки
и молятся в будни на Будду "За быт".
И всё-таки верю, как в чудо, но верю,
что завтра волшебник вернётся домой,
вдохнёт в чудаков по "чудь-чудь"
вдохновение,
но Чудом поделится... только со мной.
***
ТЕПЕРЬ ЧЕЧНЯ
Нохчи, Нахчи, Нахи - самоназвание чеченцев,
переводящееся буквально: Люди Ноя.
1
А что Чечня?
Теперь Чечня...
Её ломая и чиня,
чины опять в большом почёте,
и тонны трупов и отчётов,
и над страной - густой туман.
Столетья не меняют сути:
цари, распутины и смуты ,
и вечно - "горе от ума".
В Москве, играя в "чёт" и "нечет",
отцу народов не перечат.
Иначе - будет недочёт.
И выполняются приказы
ментами, армией, спецназом...
И за Чечню - чины, почёт.
Почёт?
Почём?! Почём народы?
Почём в Чечню отправить роту?
А сколько стоит каждый гроб?
Не важно, кто сегодня правит -
не перечинит, не исправит,
стреляя почеченно в лоб.
Но окружаются деревни
(такой обычай - очень древний)
и - по заложнику на дом.
И присягнуть отцу народов,
и разучить на русском оды,
а нет - гори оно огнём!
Огонь! И пушки - по селеньям,
как раньше царь, а после - Ленин,
и Сталин - верный ученик.
В вагоны! Все на поселенья!
Готово им увеселенье:
в пустыне - миражи Чечни!
И пусть погибнут сотни тысяч,
народ виновен - надо высечь,
чтоб был покорен раб - и нем.
По Казахстану, как по хлебу,
народ размазан. Был - и не был...
"А нЭт народа - нЭт проблем".
2 .
Не так ли легионы Рима
крушили храм Иерусалима
и гнали в Рим рабов стада?
Не так ли в Киеве хазары
громили храмы и базары,
не зная веры и стыда?
Но то, что начал в прошлом Грозный,
нельзя сегодня кончить в Грозном,
иначе - рухнет Вавилон.
Чечня не Чехия, не Польша,
и к ним вернутся, только позже,
но в этот раз им повезло.
И что Чечня? Одни Чеченцы?
Прибалты? Венгры? Чехи? Немцы?
И для татар есть старший брат.
Куда уж дальше, что вам больше,
когда с фашистами по Польше...
и вместе... в Бресте на парад?!
И "братья" рвут страну на части,
бегут от собственного "счастья",
уходят из-под рук Кремля.
И на народы наплевать бы -
не по любви играли свадьбы -
уходит из-под ног...
з-е-м-л-я.
Границы давит и корёжит:
трещит шагреневая кожа -
одна шестая часть земли.
Всё дальше в прошлое границы,
всё меньше дани для столицы,
всё больше горя и золы.
3 .
А что Чечня? - они шумеры,
древнее Рима и Гомера,
старее Спарты и Афин.
Они наследники Урарту -
страны потопа – Арарата,
и "Люди Ноя" - имя им.
Не за Россию ли чеченцы
при Николае били немцев?
Чеченский - знаменитый полк.
А мало ли героев гордых,
отдавших жизнь за Горца - горцев?
В награду... мстил кремлёвский "Бог".
Поиздевались над святыми,
отбили память им и имя,
как скот погнали по степям.
Забрали землю и сжигали,
переписали все скрижали,
и псов пустили по стопам.
И не ответит Петр Первый:
зачем и в этом был он первым,
неволя горы и поля?
Они не ведали Россию,
они в Россию не просились,
но двести лет горит земля.
В дыму витает дух Шамиля,
кого - сожгли, кого - убили,
но подрастают сыновья.
Зачем им Лермонтов и Пушкин,
когда в окно стреляют пушки,
когда расстреляна семья.
Они совсем ещё подростки,
но от рождения всё просто:
в огне земля, дома, мечеть.
Их право: как и где молиться,
и даже - чёрт возьми! - мочиться,
но "Бог" уже решил: мочить!
4.
А что Москва? Москва химера -
и полумир, и полумеры.
Но кровь... дымится на снегу.
И площадь Красная - краснее,
да не краснеет. Бог бы с нею...
Но "Бог"... с Чека и начеку...
"Бог" всемогущий и всевышний -
он нефтяные любит вышки,
но строит - вышки лагерей.
Народ ликует - ну, не раб ли? -
в который раз на те же грабли -
и жить не может без царей.
Москва играет в шахматишки,
меняет пешки-пушки-вышки,
за непокорность гасит свет.
А "богом мазанные" россы
стреляют "черномазых" в Грозном
и в белокаменной Москве.
На перепутье - перепитьи
своих богов не позабыть бы,
играя "русский вариант".
Не помогают рокировки:
вожди - с Лубянки и Петровки,
глубинка - вечный арестант.
Плохие вести? Больше мести!
Они Норд-Ост? А мы с Норд-Веста -
пощады нет для "не-людей".
За каждый взрыв устроим "праздник",
за каждый "пластик" - толпы свастик
и сотни красных площадей.
5.
Всё те же боссы над Россией,
всё те же бесы и бессилье,
и нищета,
и нищета.
И все на свете виноваты:
евреи, горцы, азиаты,
и всем счета,
и всем счета...
А посчитали - прослезились:
недосчитались пол-России,
уже "воспрявшей ото сна".
Опять вопят великороссы:
"своим путём - великой расы!"
И снова безотчётны боссы,
пока в Чечне идёт война...
Зачем? -
когда идёт война.
А враг сидит...
не только в Грозном.
Апрель, 2004
|