Перестрелка со Львом Вайсфельдом на этот раз пол-лета не кончалась.
И МАТЬ ТВОЮ
И мать твою - отдельная строка, -
Я задушил в объятьях бы. Пока
Искали мы с тобой другие строчки,
Твоя маман мне проедала почки,
И печень, и последние мозги.
Остатки - умоляю - сбереги.
Уверен, что они нам пригодятся.
Без них - слыхал - и дети не родятся,
А ты мне намекала на детей
Раз двадцать за ночь, тысяча чертей!
Да я ж не против деток некурящих,
Непьющих - пионеров настоящих.
Как я красивых. Умненьких, как ты
(А вдруг наоборот - тогда кранты).
Но, главное, чтоб не в твою мамашу
И не в соседа-алкаша Аркашу,
Который глаз на тёщу положил,
Но до сегодня, сука, не дожил,
А то бы... Он был тот ещё проходчик:
Его боялся сам водопроводчик!
А мать твоя, чего уж тут скрывать,
К нам ночью залезала под кровать.
Да ты не помнишь - ты была в отрубе.
Ты выпила за вечер метр в кубе.
Но, может быть, и больше раза в два -
В постели ты была уже дрова.
Твою же мать я вытащил насильно,
Об пол башкой поколотив несильно -
Зазря две половицы проломив,
Соседей снизу дважды изумив.
Конечно, благодарности дождался:
Отборным матом после наслаждался,
Пока пришла полиция забрать
Гостей неописуемую рать.
И мать, понятно, "к матери", забрали.
Она теперь на Северном Урале...
Давно её простил - ведь я ж не зверь.
Но поменял замок, а также дверь.
Тебя, родная, поменяю тоже
На своего сотрудника Серёжу -
Приносит утром кофе он в постель
И радостно поет, как коростель.
Съедает за день горсточку пшеницы...
Короче, я решил на нем жениться.
Однако мать его сказала, что
Супругом мне послужит конь в пальто
Ратиновом, на шелковой подкладке.
А я отдался шелковой мулатке -
Сумеешь ли простить мне лёгкий флирт?
Меня к нему склонил паленый спирт
И День неверности - Всемирный праздник.
Какой его придумал безобразник -
Шутник, похабник, бабник, ловелас?
Теперь я молча пью холодный квас
И в мыслях мать твою отдельной строчкой
Паскудой называю вместе с дочкой.